Сложная оптика Алексея Федорченко

Разговор после "Кинотавра".

Екатеринбуржец Алексей Федорченко привез на сочинский "Кинотавр" фильм, сюжет которого развивается во время Второй мировой войны. Одному из самых интересных и непредсказуемых отечественных кинохудожников, по единодушному мнению критики, удалось сказать новое слово в теме, которая казалась уже давно закрытой. Сегодня, 10 июня, состоялось вручение наград фестиваля, где актрису, сыгравшую главную роль в картине "Война Анны" отметили специальным дипломом фестиваля.

А чуть ранее, в перерыве между показами и мероприятиями кинофорума, в эксклюзивном интервью "Уралинформбюро" режиссер рассказал о своем поиске нового киноязыка.

– Алексей Станиславович, опущу вопросы о фильме, потому что о нем еще с январской премьеры на фестивале в Роттердаме вас расспросили от и до. Скажите, как смотрели "Войну Анны" в Сочи, на "Кинотавре"?

– Я перецеловался со всеми актрисами нашей страны. Они были все зареванные, и я этим воспользовался. Буквально несколько десятков актрис, которых я с удовольствием целовал у выхода из зала (смеется). Очень хорошо восприняли. Очень правильно.

– Вы неоднократно говорили, что каждой новой картиной хотите сказать новую букву в кинематографе. В чем вы видите основную роль, миссию режиссера: вы больше художник, создатель киноязыка или рассказчик?

– Я сейчас задумался, кто я... Когда я хочу рассказать историю, я пишу историю – у меня есть какие-то вещи, которые не предназначены для экрана. Кино – это история, рассказанная киноязыком. И всегда хочется, чтобы этот киноязык был какой-то новый. Потому что сейчас кризис киноязыка, сценарный кризис. И хочется, чтобы в том, что мы делаем и драматургия была какая-то новая, и картинка была новая. Режиссура – это сочетание множества компонентов, без этого кино не будет.

– Вы постоянно подчеркиваете сверхзадачу: каждый новый фильм должен быть не похож на предыдущий. Это страх повториться или что-то другое?

– Я действительно стараюсь, чтобы так было. Конечно, есть и какой-то свой стиль. Но кино занимаешься долго. Каждый фильм – это полтора года. И успевает надоесть эта стилистика, эта манера – хочется заняться чем-то другим. Поэтому я стараюсь привлекать на картины разных операторов, разных художников. И в каждую историю ищу какого-то другого мастера. Хотя исключения тоже бывают. С теми операторами, с которыми мы уже что-то сняли, я с удовольствием работаю дальше, и надеюсь, что у нас еще будут съемки. Мне интересно, чтобы все было по-разному.

С Юлией и Полиной Ауг на "Кинотавре" 2018. Фото: facebook.com/alexey.fedorchenko

– Над "Войной Анны" вы работали с высококлассными европейцами – монтажером Эрви Шнайдом и режиссером перезаписи Винсентом Арнарди, номинантом на "Оскар". Вы говорили о том, что довериться им было непривычно, тяжело. Будете ли повторять этот опыт?

– Всегда очень интересно, когда твой материал кто-то смотрит со стороны и работает с ним как со своим. Кино – это многопользовательский аппарат. У этой машины много водителей. И, конечно, нужно доверять, тем более таким мастерам, как тот же Эрви Шнайд – он делал "Амели", один из моих любимых фильмов. С ними работать – большая честь. И мне бы хотелось более тесного сотрудничества, чем в этот раз получилось – над этой картиной мы работали на расстоянии, удаленно.

– Есть такое, возможно, ошибочное ощущение, что по-настоящему крупные по масштабу вещи получаются только тогда, когда режиссер держит все в своих руках, а всех участников процесса – в ежовых рукавицах…

– Результат всегда зависит от команды. Режиссер с плохой командой не сделает фильм. Он может присутствовать на любом этапе. Пусть даже лично изготавливать декорации. Но сделать все от и до в одиночку не сможет, нужны мастера. А мастеров нужно искать таких, которым ты можешь полностью довериться. Для меня было бы идеально, если бы я просто находился на площадке, а все остальное делали другие. Я к этому стремлюсь, потому что моя основная работа заканчивается на режиссерском сценарии, утверждении раскадровок. Потом есть очень много людей, которые организуют эту работу, техническую. А я стараюсь присутствовать на площадке как некий оплодотворитель.

– Глядя на ваши фильмы кажется, что вам не важен с помощью чего, вы бы и из песка и воздуха сделали чудо. Могли бы вы работать с какими-то другими инструментами, а не только с камерой – музыка, живопись, например?

– Я могу рисовать. И мечтаю рисовать. Я даже уже придумал, что рисовать и как рисовать. Я придумал некий стиль. Но времени, к сожалению, нет, это будет занятие на будущее. Я могу лепить, создавать скульптуры. Лепить из какого-нибудь мягкого материала. Из твердого никогда не пробовал. Вот музыка для меня – какое-то недостижимое искусство. Не то чтобы у меня нет слуха, слух есть. Но я могу без музыки существовать. Для меня тишина – это лучшая музыка, так что музыкантом я бы не стал. А вообще у меня есть около 15 разных профессий.

Актриса Марта Козлова стала открытием российского кино. Кадры из фильма "Война Анны"

– И вы не раз говорили, что хотели бы работать в театре. Насколько это желание выполнимо?

– Это, скорее, тоже мечта детства. Я в детстве и в достаточно серьезной уже юности мечтал о кукольном театре. Мне хотелось, чтобы у меня, как у Карабаса Барабаса, был кукольный театр. Мне нравились взрослые спектакли, да и детские нравились. Это мысль сидела на подкорке. Сейчас я пытаюсь собрать материал для какого-нибудь театрального проекта. С моим соавтором Лидой Канашевой, с которой написали последний сценарий (к фильму "Последняя милая Болгария", съемки которого почти завершены, – прим. ред.), мы пишем еще и пьесы. Пока я их только собираю. Мне хочется, чтобы их было почему-то пять. И тогда я, может быть, начну что-нибудь делать.

– Вы никогда не забываете упомянуть людей, которые вам помогают, хотя кажется, что вы все могли бы сделать и самостоятельно.

– Я очень уважаю людей, с которыми работаю и стараюсь о них говорить. Потому что мне кажется, что славу нужно делить на всех.

– Это - важная позиция… Почему вы никогда не работаете над сценариями в одиночку?

– Да, это важно. Тем более в кино. Я вчера в одном из интервью сформулировал, что кино – это такой оптический прибор, где не только моя линза существует. Но существует еще линза оператора, художника, композитора. Каждый преломляет по-своему. Получается некий совместный взгляд. И было бы глупо, если бы я говорил, что это – мое кино. Это совсем не так. Это кино коллектива замечательных специалистов, художников.

Конечно, я могу сам в том числе и писать. У меня есть книжка, которая получила приз за лучший дебют 2013 года. Я люблю писать. Но последнее время проектов много, а времени мало. И мне хочется, чтобы параллельно работало несколько историй, несколько пьес, сценариев, проектов.

– Да, вы работаете в каком-то фантастическом ритме.

– Получается, да. Получается, что я много работаю. Но снаружи это не видно совершенно. И все-таки каждый день мне, например, удается часа два пострелять в мою любимую стрелялку. Это – мой отдых. Это чистит мозги. Серьезно. А ночью я пишу, потому что мои авторы не из Екатеринбурга. Мой постоянный сейчас соавтор – Лида Канашева, она живет в Москве. Лида укладывает ребенка, а по Екатеринбургу – это уже час ночи, и выходит на связь. Так мы 2, 3, 4 часа сидим и работаем. Это когда нет съемок. Когда идут съемки, я встаю в 7.00 и ночью работать уже не получается.

Кадры из фильма "Война Анны"

– Несмотря на мировое имя, на пресловутые аплодисменты Тарантино, несмотря на весьма обширную географию в ваших картинах – от Индонезии до Марий-Эл, все равно не покидает ощущение, что вы очень екатеринбургский художник. При этом многие люди, когда появляется какой-то успех, стремятся быть поближе к столице…

– Успех не зависит от места, где ты находишься. Я занимаюсь таким делом, которым я могу заниматься и в деревне, и где-нибудь в Токио. Как-то так сложилось, что я живу в Екатеринбурге, там живут мои родственники, все мои друзья. И город мне по размеру. Он не большой, не маленький. Он такой – компактный. В других городах и странах я, наверное, бы не смог. Ну, или смог бы, если была бы какая-то большая постоянная работа. А вот жить там и чего-то доказывать, добиваться, мне не хочется. Я вообще ленивый человек, мне неохота перемещаться.

И потом Екатеринбург – удивительное место. Такого, что происходит в нашем городе, нет ни в одном другом. У нас есть "зарубки" в разных направлениях искусства. Театр, музыка, танцы, рок, кино, литература – постоянно что-то выстреливает. В то время, как другие города просто спят. Это – прекрасный компот, в котором приятно вариться. Насколько я знаю, в других городах не так. Все нам завидуют.

– Вас можно назвать сталкером, коллекционером, собирателем невероятных фактов и потрясающих планов, каждый – картина, скрупулезная детализированная работа, картинку буквально хочется пить глазами. Вдобавок любой ваш фильм – это галерея лиц актеров, которые просто поражают своей какой-то нестандартной, живой красотой. Та же прекрасная Полина Ауг. Откуда все это берется?

– Перед каждым фильмом я погружаюсь в материал. Я делаю большую научную работу, изучаю первоисточники, архивы, документы, фотографии того времени. Лица. Часто у меня висят портреты конкретной эпохи и увеличенные фотографии конкретной местности. Лица – это очень важно. Основной проигрыш московских фильмов – это лица, особенно массовки. Мы тщательно подбираем актеров, работаем над этим. Каждое лицо – это арт-объект.

Кадры из фильма "Ангелы революции", 2014

– Раньше лица были другими?

– Конечно, я это вижу совершенно четко. Раньше люди из разных регионов редко пересекались. К примеру, рязанцы отличались резко от коми-пермяков, а потом это все перемешалось. Найти аутентичное деревенское лицо сейчас не так просто. Лицо того времени – это целая история.

– Ваши актеры – именно такие, ощущение, что нет ролей второго плана.

– Потому что роли прописаны хорошо. Я сначала пишу для них истории, а потом приглашаю человека под эту роль. Зачем хороший актер на плохую роль? Это будет пустая трата денег, времени. Многие актеры попросту нераскрыты. У нас в городе очень много хороших актеров. В новых фильмах, которые я сейчас снимаю, в фильме "Последняя милая Болгария" – все актеры из Екатеринбурга, я беру их из наших театров.

– Алексей Федорченко в начале кинокарьеры и сейчас – в чем разница? Что изменилось с тех пор?

– Я, конечно же, повзрослел. Я начал снимать 17–18 лет назад, это большой срок – у меня за это время дети выросли совсем. Но до сих пор каждую картину я начинаю, не зная, как я ее буду делать. Поскольку я не учился режиссуре и у меня нет четкого заложенного киношколой алгоритма, как должно делаться кино, я придумываю каждый фильм снова. Может быть, еще и поэтому все они разные. И я уже успеваю забыть предыдущую работу, взявшись за новую. Я стараюсь чистить голову. Сейчас на «Кинотавре» мы показываем "Войну Анны", у меня что-то спрашивают, а я уже все забыл. Потому что после нее уже снял еще две картины.

Ну, а что изменилось? Наверное, я стал более уверенным. Хотя, когда снимал те же "Первые на Луне", вообще ничего не страшно было. Наверное, я мало изменился.

Кадры из фильма "Первые на Луне", 2004

– В одном из интервью вы рассказывали о своей коллекции книг репрессированных ученых, о том, что сейчас полностью погружены в это…

– Если сейчас начинать разговор об этом – это часа на полтора, не меньше. Я прочитал несколько лекций об этой коллекции – люди, не отрываясь, слушали. Я давно разыскиваю и собираю книги репрессированных авторов. Это безумно интересно этим заниматься – собирать, изучать. Я, конечно, не держу уже это дома, потому что это уже очень много – целая библиотека, которая требует отдельного помещения. Вместе с Лидой Канашевой мы все эти истории как-то художественно осмысляем. Пишем про этих людей рассказы, рассказики. Это большая литературная и исследовательская работа. Пока эти рассказы не публикуются. Их немного. Несколько десятков. А должно быть несколько сотен. Это то, чем я хотел бы сейчас заниматься постоянно.

– Для вас это больше чем кино по масштабу?

– Там тысячи фильмов. У меня немного изменилось отношение к кино после этого. После этих историй и судеб как-то мелко заниматься кино. Я не знаю, во что это выльется. Я хочу показать всем, какой это был ужас и огромная потеря для нашего народа, для наших народов. Это еще и такой антисталинский проект. Гибель этих людей, лучших людей нашей страны – хочется, чтобы за погибшими видели не статистику, а лица, судьбы. Вот это – гораздо больше чем кино.

Беседовала Елена МЕЗЕНОВА

Источник